Детские тайны и взрослые секреты
В детстве не бывает ничего пустого. Дети заняты побольше нас с вами. Они осваивают мир, и на это уходит столько сил, душевных и физических, сколько не уйдет у нас потом за всю жизнь.
Каждый ребенок — величайший первооткрыватель. Но вот произошло открытие, о котором НИКОМУ ГОВОРИТЬ НЕЛЬЗЯ. Почему? Потому что оно связано для ребенка с каким-то нарушением привычного, правильного и должного, особенно если это касается близких или самого себя. Это вызывает у малыша чувство стыда, смущение, а отсюда и боязнь открытого текста. Но всякое открытие есть открытие, и оно не терпит умолчания. Ребенку невыносимо тяжело нести в себе ТАЙНУ.
Она заполняет его буквально целиком, малыш ни о чем другом не может думать, она ворочается в нем колючим ежом, распирает его, рвется наружу. Уж таково ее свойство: тайна непременно требует, чтобы ее знал кто-нибудь, кроме обладателя. И вот ребенок уже ищет, с кем поделиться: с мамой, другом или, уже повзрослев, с дневником.
Но всегда ли мы, взрослые, умеем уважительно относиться к доверенной или случайно узнанной детской тайне?
Пятилетняя Людмилка пришла из садика сама не своя. Она мается, топчется и наконец тянет маму:
— Ма, хочешь я тебе секрет скажу?
— Секрет? Какой же у тебя может быть секрет, лапка?
— Ну правда секрет! — Людмилка округляет глаза.
— Секреты надо хранить, — назидательно советует мать.
— А я, мамочка, не могу его хранить. Он мне играть мешает. Он у меня на языке.
Мама сочувствует детским переживаниям:
— Ну хорошо, говори.
— А ты никому-никому не скажешь?
— Никому-никому, — а у самой смешливые искорки в глазах: какой же в самом деле у этой стрекозы может быть секрет?
Дочка прижимается к маминому уху и шепчет:
— Ира Павлова сегодня свой кисель в полдник вылила в окно!
Мама смеется:
— Что же здесь секретного?
— Как что?! — изумляется девочка. — Она ведь украдкой от воспитательницы вылила. А меня просила не говорить.
— Раз просила, не надо было бы. Даже мне.
— Но ведь ты никому не скажешь?
— Никому.
Девочка облегченно смеется и убегает. Снят с души тяжелый груз тайны!
Выйдя с Людмилкой погулять, мама подсела на скамейку к соседкам. Речь, естественно, пошла о детях и их забавных проделках. Людмилкина мама тоже поделилась: изобразила в лицах только что состоявшийся разговор, насмешила соседок и вдруг почувствовала, что Людмилка стоит у нее за спиной. Она обернулась. Глаза девочки были полны слез:
— Зачем?! Зачем ты все рассказала?! — и она бросилась бежать.
Мать в смущении встала. Ей было неловко оттого, что она нарушила обещание, но особенно оттого, что была уличена в болтливости перед соседками.
Ну и как это все, с точки зрения ребенка, выглядит? Да премерзко. Мама учит хранить тайну, а сама тут же проговаривается чужим людям. Значит, можно говорить одно, а делать наоборот? Женщины на скамейке посмеялись над поступком Иры. А ведь для Людмилки это серьезное нарушение порядка. Но раз взрослые приняли этот случай так легко, значит, нарушать порядок все-таки можно?
Та же скамейка. Два подростка подходят к сидящей женщине.
— Мам, — сказал сын, — я с Костей в одно место схожу.
— Какое это место? — полюбопытствовала мать. И, чувствуя, что оно не будет названо, с игривой интонацией продолжила: — Не то ли, где Любочка живет — Костина зазноба?
Оба мальчика вспыхнули. Костя метнул на приятеля убийственный взгляд, а тот срывающимся баском крикнул:
— Мама! Ну как ты можешь?!
Он резко повернулся и бросился к подъезду, а Костя, пунцовый от стыда и негодования, пошел прочь от дома.
— А что я такого сказала? — развела руками женщина, ища сочувствия у соседок по скамье. — Поду-умаешь, кавалеры!
Какой же далекой надо быть от внутреннего мира подростка, чтобы допустить подобную бестактность. И ведь не необходимость выяснить что-то важное двигала ею. А просто банальное любопытство.
Ребенок в таком возрасте разглашение личной тайны ощущает гораздо больнее. И об этом надо помнить всем, кто связан с детьми. У не совсем еще взрослого человека есть право на тайну, однако ох до чего же часто попирается оно во имя немедленного выяснения правды.
У Натальи отрочество выдалось печальным: отец загулял на стороне, мать из-за этого психует, брюзжит целыми днями. И дома — просто тоска. Зато есть любимый... нет, не так — ЛЮБИМЫЙ. И еще есть дневник, в котором можно все это описать. И поплакать. И пожаловаться на отношения родителей. И вспомнить о том, как ОН провожал ее до дома и как сильно билось у нее сердце.
Дневник не прятала, держала в стопке тетрадей. И услышала однажды утром голос матери, прибиравшей комнату:
— Растишь, растишь дочь и не думаешь, что змею подколодную на груди греешь. Мать ей, видите ли, другом не стала. Так поспешила себе дружка завести. Такая же распутная, как отец!...
Холодный ужас: дневник не только прочитан, но разобран, оплеван, обгажен. Девочка скорчилась в постели: встать не было сил. И только когда хлопнула входная дверь, Наталья схватила тетрадь и увидела: материнской рукой на полях расставлены вопросительные и восклицательные знаки, подчеркнуты слова и целые фразы. Унижение и стыд парализовали все чувства. Она сожгла дневник. Надо ли говорить, что с ним сгорело и доверие к родителям. С тех пор она жила, начисто отвергая любые, даже разумные и доброжелательные, материнские советы. Обеим аукнулись сгоревшие листочки. Маме — полным отчуждением дочери, а самой Наталье — ошибками в жизни и недоверием к людям.
Наташа решила, что для своих детей будет верным, преданным другом. У нее сейчас три дочери — характеры у всех разные, тайны непохожие. Но все они поверяют их маме. Она не использует эти маленькие секреты во зло. Да и в добро не использует. Просто хранит.
Детские тайны — кирпичики, из которых складывается внутренний мир личности подрастающего человека. И тот, кто бестактно обращается с ними, наносит непоправимый ущерб ребенку. Рождается замкнутость, недоверчивость, подозрительность, озлобление. Став взрослым, такой человек сам приобретает вкус к копанию в чужой душе. Он просто не научился уважению к человеческой личности. А это уже не лечится.
Источник:
Распечатать
