Как на свет появился мой зайчик Васятка

Незапланирование

Вторая беременность приключилась со мной нежданно-негаданно, как раз в тот момент, когда мы радостно ожидали годовасия нашей дочери Маруси. В науке этот феномен обозначается термином «незапланированная беременность», а в народе говорят проще - «залетела». Наш первый малыш получился очень уж быстро, поэтому я в принципе уже догадывалась о том, что нам с мужем спать под одним одеялом опасно, а уж делать излишние телодвижения – тем более. Так сказать, патологическая совместимость с последующим детородным фактором.

Второго ребенка мы, конечно же, очень хотели, но когда-нибудь потом, в далеком и светлом будущем. Во-первых, потому что дочь появилась на свет в результате кесарева сечения, а во-вторых, потому что эта самая дочь и так наводила шороху в нашем доме за троих. Этого нам было достаточно для того, чтобы качественно предохраняться. Правда, если быть до конца откровенной (чего уж теперь греха таить), был-таки один разок а-ля натюрель. Но я, как мне тогда казалось, честно подсчитала безопасный день, да простит меня моя учительница математики… Как любит говорить сейчас мой муж при всяком удобном случае: «Тебе доверия нет, ты уже один раз просчиталась!»

В общем, факт свершился, и когда третий по счету полосатый тест с мыслями «да ну не может быть так не бывает вот это да ё-моё» отправился в копилку семейных ценностей, я села и призадумалась. К слову сказать, первая мысль, которая посетила меня после осознания случившегося – как сказать маме. В тот момент я чувствовала себя залетевшей школьницей, которой срок рожать выпадает как раз на период ЕГЭ. Но маме и рассказывать-то ничего не пришлось, потому что мама, она на то и мама, чтобы на фразу «Я тут тебе хочу кое-что рассказать» ответить по телефону: «Ты, наверное, беременна?» Вопрос, оставлять или нет ребенка, у нас с мужем не стоял. «Дуняшкой назовем»,- решила я и отправилась вынашивать…

Беременность

Непонятно по какой причине я с ходу решила, что у нас опять будет девчонка. Мне снились девчонки, токсикозило меня точно так же, как и с дочей, да и вообще я самонадеянно считала, что уж моя-то чуйка «ни в жисть не подведет». Но узисты многопрофильной смогли убедить меня в том, что у девчонок мошонки не бывает, и в качестве подтверждения предоставили мне отдельное фото писюна нашего парня во всей красе. Для пущей убедительности писюн был обведен карандашом. Типа для особо одаренных среди особо недоразвитых… Но это было уже недель в 20. Как они пролетели, я и сама не поняла.

Если в первую беременность я носила себя по этой планете как изделие, изготовленное из богемского стекла, то в этот раз я просто жила, как простая русская небеременная баба, потому как прикидываться шлангом при наличии уже готового годовалого малыша не прокатывало. То, что в прошлую беременность называлось тонусом матки, угрозой прерывания беременности, гипоксией, фетоплацентарной недостаточностью в этот раз считалось «фигнёй всякой трудновыговариваемой», придуманной для того, чтобы портить жизнь мнительным пузатым бабёнкам.

Отличных анализов всего, чего только можно, и троекратного УЗИ пацана было достаточно для моего душевного спокойствия. Кроме того, меня заверили, что рубец после первой операции вполне себе состоятельный, поэтому твердая уверенность в том, что я не должна разойтись по швам, тоже присутствовала.

В женской моя врач-гинеколог с ходу спрогнозировала мне второе кесарево, ибо таким узкопопым, то есть я хотела сказать стройным женщинам, как я, тем более при наличии в анамнезе первого кесарева, на кровати Рахманова возлежать противопоказано. С чем я постепенно смирилась. На 36 неделе меня, по сложившейся уже традиции, командировали в родную «пятёрку».

Подготовка к операции

Что такое экстренное кесарево сечение я вам в двух словах в прошлый раз уже рассказывала. Сейчас спешу поведать, чем от него отличается плановое. С первым случаем все предельно ясно: вроде бы лежала – честно рожала, ан нет – получи фашист гранату и добро пожаловать на рабочий стол со стерильными инструментами. Тут вроде и кондрашка должен от страха прихватить, но не тут-то было. Страшно становится уже позже - на столе, когда куда-то бечь со всех ног уже поздно. До этого момента организм спасается от стресса анабиозом и сопутствующей амнезией. В общем, пока очухался, прикинул, что к чему, уже и дитё орет и счастья полные бахилы (штанов, напомню, нет).

Во втором случае всё гораздо мазохичнее: ты ждешь неизбежной экзекуции. Нет, не так… Ты ЖДЕШЬ неизбежной экзекуции. Если фантазия дохлая или первую операцию провела в отключке, то жить еще как-то можно, но это не мой случай. Думы мои одолевали меня с первого дня заполосачивания. Мысли мои в то время были пространны и полны смысла, как нынешние выступления Кличко.

Чтобы не перегружать «систему» деструктивными переживаниями я представляла своё настоящее и будущее в двух картинках-селфи очень модных среди беременных. Вот я с пузом фоткаю себя в зеркале, вот я с дитём вместо пуза фоткаю себя в зеркале. Установка: между этими двумя фотками события отсутствуют.

День «икс» мне назначила врач. Единственной моей просьбой было провести операцию с самого утра. Во-первых, потому что в ожидании я могу известись в голодных муках, во-вторых, я не должна была «перегореть». «Перегореть» - это как бы достичь той стадии, когда адреналин уже прокис, всё стало по барабану лишь бы быстрей и вообще отстаньте. А так нельзя, потому как есть не только я, но и детеныш внутри меня, а значит «по барабану» быть никак не может! На том и сошлись: с утра так с утра.

Накануне операции ко мне забежал засланный казачок из отделения анестезии. Я его сразу же узнала: он меня неплохо так отэпидуралил чуть больше года назад во время первого экстренного кесарева, поэтому диалог наш был весьма душевным. Сговорились на том, что кесариться будем в сознании, ибо мне хотелось быть полноценным участником процесса появления на свет моего сына, а не валяться под кайфом в ожидании чуда.

Кесарево сечение

С утра меня ни свет, ни заря подняла медсестра и пригласила в клизменную цитадель. Как положено по уставу, надругалась надо мной с шутками-прибаутками, указала пальцем на клозет и удалилась, оставив меня наедине с собственными мыслями о нашем бренном существовании. Через полчаса я, легкая как перышко и чистая как слеза пионерки, сидела на больничной койке с улыбкой чеширского кота. Но за мной так никто и не пришел. Ни через час, ни через два, а потом я и сама плюнула на всё. Кого-то пришлось кесарить экстренно, и я, естественно, за это время «перегорела». Когда за мной пришли медсестры, я уже хотела всего, чего угодно: есть, спать, печеньки и плюшевого кролика, но никак не идти на операцию.

Со мной, конечно же, никто не церемонился, отвели в процедурку, обнажили, уложили на каталку кверху пузом, обмотали ноги эластичными бинтами «по самое не балуйся», вставили катетер тоже «по самое даже больше, чем не балуйся» и оставили грустить. Грустила я недолго, ибо через 5 минут прибежала медсестра и, извиняясь, рассказала, что пока мы облачались в простыни, кто-то опять поехал на экстренное, и надо ждать. Я хотела ей предложить тоже вставить катетер и попробовать в таком состоянии разделить мою участь по ожиданию операции, но сил моих уже не было.

Минут через 15 за мной все-таки пришли двое с каталкою, одна … нет, не с топором. С пробиркой. Пробирку отдали мне, сказали беречь как зеницу ока и отдать в операционной, в ней - моя кровь для чего-то там, если вдруг чего… И покатили меня. Я на каталке еду, пробирку свою над головой держу, как Данко горящее сердце… Мимо палаты нашей провозят: я девчатам машу свободной рукой, той которая без пробирки. Ну как Гагарин почти, «Поехали!» типа, ура…

И вот операционная. Я уже здесь не в первый раз. Всем здрасьте. Примите в дар от меня первую положительную в пузырике. Меня на стол операционный как мешок навоза перевалили – ну всё, сейчас отэпидуралит меня вторично тот паренек. Но фантазиям моим не суждено было сбыться, ибо подходит ко мне тетя лет уже почтенных, просит предъявить позвоночник для инъекции и загибает меня в загогулину. Мне как-то стало не по себе, опять всё не по сценарию пошло. И ведь я оказалась права, как никогда.

Пока меня распинали, подключали ко мне всякие датчики и капельницы, я нутром почувствовала, что анестезия не действует. Парень-ассистент на моё замечание, что я всё чувствую, только улыбался, типа посмотрю я на тебя через пару минут. Но и через пару минут и еще через две низ мне не отрубило. Парень опять развеселился, но когда я подрыгала ногами и постучала коленом об колено, всё веселье вокруг меня почему-то закончилось. Все засуетились, ткнули меня чем-то острым в живот – я, естественно, давай орать. Неужели в живую располосуют?! Но нет, со мной поступили ещё хуже. Повернули какой-то краник на капельнице, и мне в горло ударила противная горечь. В операционной вдруг стало совсем темно, хоть глаз выколи. И я полетела вперед на сверхзвуковой скорости, и впереди даже начали маячить звезды. Потом это небо вдруг резко рассыпалось на сотни маленьких квадратиков, как мозаика. И из каждого квадратика мне задавали какие-то очень важные вопросы, и мне надо было отвечать на них… Я знала, что это жизненно важно, но рот мой меня не слушался и говорил только одно: что очень болит живот. А потом я начала орать и материться на чем свет стоит. А это я ой как умею!

Постскриптум

Очнулась я уже в палате реанимации. Пришла оперировавшая врач, спросила, в адеквате ли я. «Да, в адеквате», - соврала я.

Мне отрапортовали, что операция прошла успешно, пацан в патологии новорожденных с подозрением на внутриутробную инфекцию. Но вы не переживайте, все ок. Я с ходу впала в транс…

Всего одного дня в реанимации мне хватило, чтобы узнать следующее: в отключке я действительно орала и материлась, как заправский сапожник (не зря научная работа была защищена по сниженной лексике – пригодилось в жизни); анестезиолог «промахнулась», и эпидуралка ушла «мимо кассы», поэтому пришлось отправить меня в медикаментозный сон; избавляться от меня надо поскорее, так как набор моей техники вредит аппаратуре реанимации, а не использовать её я не могу, ибо в отсутствии дитя просто сойду с ума от убогости своего материнского эго.

А еще через день меня перевели в послеродовое. И я поняла, что такое простое бабское счастье! Для меня это было разрешение приходить каждые два часа в патологию через длинные переходы «пятерки» с располосованным животом, чтобы покормить грудью моего сына, лежащего в одиночестве в изолированной палате. Через день этого счастья стало еще больше: меня положили с ребенком. А еще через полторы недели пришли анализы моего парня: наш устрашающий диагноз не подтвердился, и нас выписали домой. С этого момента начался новый этап в жизни нашей семьи.

Появился на свет наш Василек 19 июня 2013 года весом 3230 гр., ростом 54 см. Мой самый любимый мальчуган, мой самый ласковый парнишка.